Писать не хочется решительно. Да и сил, честно говоря, нету.
Два-три часа едешь в один конец, потом работаешь и столько же едешь обратно. И так каждый день.
Благо, что позавтракать после 22.0 в Белгороде - это задача относительно выполнимая. Плюс - вода без ограничений.
В последнее время много думал о том, зачем детвора стремится в профессию, которая потихонечку сводит с ума.
Работая продолжительное время, ты начинаешь разбираться в войне и оценивать происходящее с позиции военного.
Такой-то процент потерь - норма, а эдакий - нет. Люди погибнут? Да, погибнут. Но это же война. Она иначе не работает.
Вместе с тем я продолжаю настаивать на том, что журналист, прежде всего, должен быть гуманистом. Уметь писать и тыкать в кнопки оборудования - такое. И зайца, как известно, можно к сигаретам приучить. Было бы желание.
И гуманизм, загнанный в недра подсознания, периодически орет на всю черепную коробку: «Так нельзя, братик! Ты чо?!»
Третьего дня встретили солдатика. Мужик предлагал выпить с ним по чуть-чуть коньяку, мотивируя тем, что завтра уедет в такую задницу, где вы оказаться не захотите.
«Мужики, ну давайте выпьем! Мне ж ехать завтра!» - почти умолял дядька. И столько в этой просьбе было тоски, столько усталости, что до сих пор пробирает. Хотя…сколько там я уже на войне? Да пофигу.
Что есть жизнь одного человека на войне? Каждый день кто-то гибнет. Вместе с тем отчаянно хочется, чтобы этот конкретный солдатик выжил и не сломался. А сосед его по блиндажику? А те, что на соседней позиции? Но боевая работа - это всегда потери. Допустимые или нет.
К этому нужно относитесь спокойно, но спокойно к этому невозможно относиться. И противоречия эти скребут изнутри.
А вчера довелось поработать с юной коллегой и уже через пару часов я получил ответ на свой вопрос.
Юные живут слишком быстро и не успевают задумываться. У них еще утро, а рефлексировать начинают ближе к полудню. Однако ж мысли нагонят. Всегда нагоняют.
P.S.
Зато начал снимать на камеру и разница откровенно радует уже сейчас. Хотя, конечно, учиться и учиться еще.
